яблочный мальчик
Персонажи: Малькольм Бэддок, 7 курс Слизерина. Марлон Деннехи, 7 курс Рейвенкло.
Рейтинг: NC-17
Рейтинг: NC-17
-
-
20.07.2011 в 18:45Ты проклинал все завтраки-ланчи-обеды, все пары и все перемены, когда ты не мог его видеть, а еще лучше – прикасаться, трогать, целовать, кусать, обнимать, трахать. Хотелось с обманчивой улыбкой заманить этого зверька в ловушку, попутно оглаживая и всячески делая вид, что ничего дурного ты не имеешь ввиду.
И сегодня был именно такой день.
Это чертово зудящее желание подкралось неожиданно. Тогда, когда ты еще как зомби пялился в недоумении на кружку кофе. Утром, когда ты еле смог открыть слипающиеся глаза в Большом зале, поднял голову, привычно бросая нежный взгляд на Малькольма, и о-мерлин-что-этот-паршивец-делает?.. Ты резко сглотнул. То ли яблочный специально таким образом пытался разжечь огонь в твоих брюках, то ли просто поедание тостом сегодня было наполнено особой сексуальностью, но ты нервно повел плечами, ощущая жар, который неровными толчками распространялся от основания твоей шеи вниз.
Ты спешно прикрыл глаза. Нет, все же идти на первую пару (особенно по Зельям, угумс) с таким бешеным стояком нельзя. Нельзя.
Отодвинув от себя почти полную чашку, ты пулей вылетел из зала, считая удары сердца в собственный ушах, и чуть не пробежал мимо туалета, где спешно засунул пылающее лицо под струю воды. Помогло. Тебе явно полегчало.
Правда, совсем ненадолго.
Последний урок на сегодня – Трансфигурация – был сдвоен со слизеринцами. Ты сидел возле Малькольма, и у тебя чуть волосы дыбом не вставали. А вот член, напротив, встал и ныл, остро требуя к себе внимания и чрезмерно активно реагируя на этого слизеринца по правую руку. Ты подозрительно уставился не него, решая, действительно ли он тебя третирует. Нет, правда, ведь можно было обойтись без этих прикосновений коленями. Без этих задумчивых улыбок, таких, что движение губ становились неимоверно пошлыми. Без задумчивого облизывания пера. Без чрезмерно ярких движений руками, без дергающегося кадыка, без всего этого контента, от которого хотелось визжать и разложить Малькольма прямо посреди аудитории. Чтобы сбросить, наконец, это жутко сильно напряжение.
Ты постоянно дергался в ожидании окончания лекции, а что там рассказывала профессор мирно влетело в левое ухо, и, не задевая мозга, вылетело в правое. Зато когда прозвенел звонок, ты действовал быстро и решительно, не отвлекаясь на посторонние вещи (ну правда, какой к Салазару обед, когда у тебя настолько серьезная проблема?) потянул Малькольма за его безумно возбуждающие и будоражащие фантазию запястья на седьмой этаж, в Выручай-комнату, которую ты уже негласно считал своим домом. Вашим домом.
И все же тебя окончательно накрыло на последних ступеньках, когда вы еще не успели дойти даже до коридора. Ты толкнул его к какой-то стене, требовательно впиваясь в губы и пытаясь втиснуть колену между его бедер. Язык с успехом раздвинул чужие губы, насилуя такой правильный, такой родной, такой чувственный рот. Черт-черт-черт. Кажется, именно в таком состоянии закипают мозги.
Потребовалось довольно продолжительное количество времени, прежде чем ты втолкнул его в Выручай-комнату (за эти минуты ты уже успел освободить его великолепное тело от мантии и галстука, и расстегнуть несколько пуговиц на рубашке – это божественное горло так и просило, чтобы в него впивались страстными поцелуями-укусами). Сегодня комната предстала вам в синих рейвенкловских оттенках, даже, кажется, висел герб этого факультета. И да, это было неспроста.
Не удосужившись даже заметить, куда ты кинул форму яблочного мальчика, ты подошел к нему сзади, жарко дыша в ухо. Провести ладонями по груди, вниз, ниже, задержаться на бедрах и чуть сжать – ощущая все это время жар его тела. Ты ослабил свой галстук и свел его руки за спиной.
- Мне хотелось разложить тебя прямо на столе МакГонагалл, - низким голосом проговорил ты, чуть прикусив мочку его уха. – О, ты мне за это ответишь, любимый. – И связать эти чертовски соблазнительные запястья так кстати оказавшимся в руках галстуком. А что, синий, кстати, будет отлично смотреть на его коже.
-
-
24.08.2011 в 10:03Завтрак спасает только возможность разбавлять бесплотные фантазии видом еще сонного и взъерошенного Деннехи. Мой. И покалывает в пальцах от желания дотронуться вот прямо здесь и сейчас. Вместе уже Салазар знает сколько времени, а всё нужны доказательства реальности происходящего. И как все-таки несправедливо, что нельзя уронить рейва на лавку и возместить себе слишком долгую ночь в слишком холодном подземелье. Ты ведь был бы не против, правда, Марлон?
И Малькольм чуть улыбается своим мыслям, и задумчиво жует что-то, положенное на автомате на тарелку. По расписанию первой стоит история, а значит можно будет и дальше дрейфовать в собственных мыслях под монотонное бормотание об очередном восстании гномов. Или каким там тварям не сидится спокойно в своих пещерах? Бэддок не уверен, что расы то все выучил верно, не говоря уж о прочем. Хорошо, что его охренительно умному парню плевать на пробелы в образовании одного инфантильного слизеринца. В конце концов, у него много других, гораздо более полезных достоинств.
В перечень которых входит верно и терпение — на Трансфигурации Мэл лишь посмеивается предвкушающе, примерно слушая Макгонагал и ощущая, как Марлон рядом чуть ли не дрожит от возбуждения. Пусть это действует всегда как стакан хорошего огневиски — сознание чуть плывет, а где-то на периферии застывает сводящий с ума, впитываемый под кожу запах. Главный фетиш такого невозмутимого казалось бы слизеринца. Деннехи, между прочим, не лишился до сих пор всех своих мантий, перекочевывающих периодически в спальню змеенышей, только от того, что глупые тряпки слишком быстро выдыхались.
Зато в пустынном коридоре — в любимых руках — можно снова начинать дышать, захлебываясь взвешеной в воздухе амброзией, теряясь во всегда таких пронзительно ярких ощущениях. Мерлин, откуда только взялась у него эта способность выключать Малькольма из остального мира одним своим прикосновением. Раз, и тот переносится в их реальность, одну на двоих. И то проклинает за медлительность и игры, то хнычет и молит о большем. И кричит-стонет-выкусывает на скользящих по губам пальцах сокровенное имя.
Марлон
— Марлон, — Бэддок откидывается на плечо и заглядывает лукаво в глаза, тяжело дыша. От связанных запястий по руках бегут мурашки, и сейчас хватит лишь одного прикосновения, но… — Как прикажешь, любимый.
Развернуться, чуть прикусив напоследок бледную кожу на скуле, опуститься на колени, непривычно поведя заведенными назад плечами, уткнуться носом куда-то в живот. Рубашка выбилась, и можно прижиматься губами, и хватать зубами пуговицу, блестящим от болезненного возбуждения взглядом намекая, что пора убрать уже эту чертову преграду.
Малькольму вовсе не нужны руки, чтобы услышать стоны Деннехи, но невозможность помочь себе отвлекает, а ощущение беспомощности окончательно сводит с ума. Бэддок стонет первым, пытаясь потереться о воздух и отчаянно желая большего.
-
-
30.09.2011 в 19:10Ты гладишь его по щеке, уже почти физически ощущая, как он будет их втягивать, когда тугим кольцом из губ обхватит тебя, и будет так мокро, так божественно хорошо… Ты с шумом выдохнул, трясущимися руками расстегивая брюки и чуть приспуская их с бедер, потому что сил терпеть, как таковых, уже и не осталось. Ты толкнулся вперед, ну же, Малькольм, родной, откройся, да, вот так… Горячо-горячо-горячо, и не хочется даже ничего, хотя ты не понаслышке знаешь, что этот порочный язык может вытворять, до какой исступления доводить, что вышибает остатки мозга окончательно, но ты лишь просишь расслабить его горло и вбиваешься неровными, неритмичными движениями в его заднюю стенку, понимая, что просто не вынесешь каких-то дополнительных манипуляций со своим членом, чтобы просто не взорваться, не кончить сию же минуту. Да и зачем, в общем-то, когда и так кажется, что лучше уже некуда, когда почти видишь звезды – буквально, а раньше тебе казалось, что такие яркие оргазмы бывают только в дамских бульварных романах. Но ты так быстро останавливаешься, прекращаешь, вовсе не потому, что не хочется, наоборот, хочется, везде хочется, он-он-он, Малькольм, чтобы руками, и ртом, и сзади, и повсюду, и больше… Поэтому ты практически отталкиваешь его, отстраняешь, тщетно пытаясь перевести дыхание и сползаешь вниз по стене, уже толком нечего не понимая.
Ты берешь его лицо в ладони, некоторое время переводя дух и просто глядя в глаза, а потом неловко пытаешься расстегнуть оставшиеся пуговицы на рубашке, постоянно сбиваясь, но все же тебе это удается, и ты рывком стаскиваешь ее с плеч, и она путается где-то на связанных факультетским галстуком запястьях. Ты намеренно не прикасаешься к его паху, просто небольшая компенсация за весь день, проведенный в необъяснимом желании, ты гладишь его повсюду, целуешь шею, втягиваешь в рот соски, и это такая милая игра, ведь самому бы тебе это ни капли не помогло на его месте, но пока тебе так удачно удалось отделаться от собственной одежды, что намерения уже ясны. Ты встаешь с колен и тянешь его за собой, наконец, к постели, а вот придется уже развязать его руки, очень жаль, такая возбуждающая картинка была. Некоторое время ты возишься с узлами – и черт потянул тебя завязать их так туго – но вскоре высвобождаешь его руки, толкаешь на постель лицом вниз, стянуть брюки – дело техники, не без его помощи конечно.
Он лежит перед тобой восхитительно обнаженный, весь твой. Идеально.
Ты становишься на колени у его разведенных бедер, опираясь руками у его плеч. Нависаешь над ним, пока не касаясь, накрываешь ладонями его ягодицы, спускаешься поцелуями по спине, потом прикусываешь кожу, жадно, но нежно, и продолжаешь, продолжаешь пробовать на вкус каждый дюйм этого тела. Касаешься внутренней стороны бедра, сжимаешь в руке мошонку, но так и не притрагиваешься к члену, но и не хочешь, чтобы он сам это сделал.
- Не двигайся, Малькольм.
Ты касаешься языком ямочки между его ягодицами, а затем ведешь им медленно, дразня, по спине, пока не достигаешь шеи, нежно прикусываешь кожу на выступающем позвонке, одновременно прижимая Малькольма к кровати, а твой член скользит между двумя половинками. Ты раздвигаешь его ягодицы и проводишь между ними языком, кружишь им вокруг ануса, на проникая, но нежно очерчивая его стенки, нажимаешь, ласкаешь, и лишь спустя несколько нестерпимых минут толкаешься внутрь, грубо, собственнически, трахая его, о Мерлин-Мерлин-Мерлин, наконец-то…